Кухарки и горничные - Страница 11

— Ну, чего свистишь? Собакъ скликаешь, что-ли?

— Дивлюсь я только, какъ это вы быстро!

— А то зѣвать, что-ли? Всякая умная дѣвушка должна соблюдать свое счастье.

— Тс… — пощипывалъ бороду лавочникъ. — Большая у васъ сметка въ головномъ воображеніи.

— Дурой никогда не была. Ну, прощай. Ахъ, да… Дай-ка ты мнѣ баночку гвоздичной помады….

— Пожалуйте помаду. А только коли при барынѣ состоите, то вѣдь, кажется, могли-бы и ейной помадой пользоваться.

— Она, старая выдра, касторовымъ масломъ съ водкой себѣ голову мажетъ, а я этой дрянью не могу помадиться, — отвѣчала, горничная, расплатилась съ лавочникомъ и, продолжая грызть кедровые орѣхи, вышла изъ мелочной лавочки.

IX

Кухарка Дарья, среднихъ лѣтъ женщина съ угреватымъ лицомъ, была уже давно на дачѣ и приготовлялась въ кухнѣ стряпать обѣдъ для господъ, когда пріѣхала горничная Аннушка, молодая дѣвушка съ вздернутымъ кверху носикомъ и быстрыми лукавыми глазами, очень миловидная и франтовато одѣтая. Она пріѣхала въ извозчичьей пролеткѣ.

— Безъ возовъ? А кто-же съ возами-то ѣдетъ? — встрѣтила кухарка горничную.

— А это ужъ дѣло не мое. Никогда я на возахъ не ѣздила и ѣздить не буду, — отвѣтила горничная, пощелкивая кедровые орѣхи. — Я себя совсѣмъ не такъ соблюдаю, чтобы мнѣ съ ломовиками якшаться. А вдругъ я знакомаго кавалера встрѣчу? Такъ, вѣдь, это одинъ срамъ.

— Нѣтъ, я къ тому, что, вѣдь, барыня наша хотѣла тебя съ возами отправить.

— Пусть она благодаритъ Бога, что я ее самоё не отправила.

— Это барыню-то? Ну, ну, ну, потише.

— Я сама скоро буду барыней.

— Ну, Анютка, не сносить тебѣ головы! — развела кухарка руками.

— А куда-же она у меня съ плечъ дѣнется?

— Голова-то, пожалуй, у тебя на плечахъ останется, а что барыня протуритъ тебя съ мѣста, такъ ужъ это какъ пить дать.

— Вотъ тогда-то я и сдѣлаюсь барыней. Сейчасъ-же рядомъ съ вами мнѣ баринъ дачу найметъ. А ты тогда ступай ко мнѣ въ кухарки. Я рублемъ въ мѣсяцъ дороже дамъ.

— Что? что? Да ты никакъ съ ума сошла! — воскликнула кухарка.

— Отчего-же? И увѣряю тебя, что я супротивъ Марьи Павловны рубль прибавлю.

— Да меня хоть озолоти, такъ я тебѣ, подлюгѣ, служить не буду! — гордо отвѣтила кухарка. — Больно жирно будетъ, если такимъ сорокамъ служить.

— Прочванишься, мать моя, — спокойно проговорила горничная и, спохватясь, прибавила:- Однако, что-жъ я? Надо посмотрѣть, какая мнѣ комната будетъ.

— Да вотъ мнѣ съ тобой комната подлѣ кухни.

— Нѣтъ, нѣтъ. Я съ тобой спать не буду. Мнѣ баринъ отдѣльную комнату обѣщалъ дать, иначе я не согласна.

— Баринъ? Не знаю. А барыня мнѣ сказала, что ты будешь спать со мной.

— Чихать я хочу на барыню!

Горничная вышла изъ кухни и принялась ходить по комнатамъ дачи. Черезъ нѣсколько времени она вернулась.

— Отличная комната мнѣ есть, — сказала она. — Ты чего зубы-то скалишь? Чего ехидничаешь! Не можетъ-же горничная быть безъ комнаты, если она съ уборкой бѣлья. Гдѣ-же я бѣлье убирать буду? Гдѣ-же я бѣлье гладить буду?

Черезъ часъ пріѣхали возы съ мебелью. Извозчики начали разгружаться.

— Куда мебель-то ставить? — спрашивали они горничную.

— А ужъ это пускай сами господа вамъ указываютъ, когда пріѣдутъ, а я тутъ ни при чемъ. Вотъ вамъ двугривенный отъ меня. Идите и выпейте покуда за мое здоровье. Да барынѣ не извольте говорить, что я на возу не ѣхала, если она спрашивать будетъ.

— Намъ что! Намъ какое дѣло! — махнулъ рукой одинъ извозчикъ.

— Намъ только чтобы предоставить все въ правильности, — проговорилъ другой извозчикъ и прибавилъ:- А за угощеніе спасибо.

Оба отправились выпить.

Пріѣхала, наконецъ, извозчичья карета. На козлахъ вмѣстѣ съ извозчикомъ сидѣлъ маленькій гимназистъ. Онъ тотчасъ-же соскочилъ съ козелъ и началъ снимать изъ-подъ ногъ извозчика ящикъ съ морскими свинками. Баринъ Михаилъ Ивановичъ отворилъ дверцы кареты и оттуда выскочили два мопса — Амишка и Мимочка, и залаяли. Баринъ выставилъ попугаячью клѣтку съ попугаемъ и крикнулъ стоявшей передъ каретой горничной:

— Принимай-же, Аннушка! Что-же ты стоишь, какъ истуканъ!

— Ну, вотъ… Ужъ и истуканъ! Я даже извозчикамъ мебель съ возовъ снимать помогала.

Горничная подскочила къ каретѣ и взяла попугаячью клѣтку.

Изъ кареты вылѣзла нянька съ ребенкомъ. Нянька осмотрѣла заросшій травой дворъ и съ неудовольствіемъ пробормотала:

— Ну, ужъ и дача! Гдѣ-же мы съ Оленькой гулять-то будемъ? И желѣзной дороги даже нѣтъ, на которую ходить можно. То-ли дѣло въ Озеркахъ на этотъ счетъ! Тамъ одна станція чего стоитъ!

Вытащили изъ кареты три-четыре саквояжа, двѣ корзинки — одну съ часами, другую съ лампой, узелъ съ чѣмъ-то, и, наконецъ, показалась барыня Марья Павловна.

Нянька продолжала критиковать дачу:

— А гдѣ-же садъ-то при дачѣ? Это четыре-то сосны садомъ называются?

— Закаркала, закаркала ужъ! И не видала я женщины недовольнѣе нашей няньки! — воскликнула барыня. — Ты, милая, вѣдь еще и оглядѣться не успѣла, а ужъ хаешь.

— Да ужъ я вижу, что тутъ ребенку- и на солнышкѣ погрѣться будетъ негдѣ.

— Возы пріѣхали? А гдѣ-же извозчики-то? — спрашивала барыня.

— А гдѣ! У извозчиковъ одно мѣсто, куда они ходятъ, — отвѣчала горничная. — А только, барыня, я вамъ прямо скажу, съ кухаркой въ одной комнатѣ мнѣ умѣститься и думать нечего. Гдѣ-же я тогда бѣлье-то убирать буду? Вѣдь вы спрашиваете, чтобъ все въ порядкѣ было.

— Опять насчетъ комнаты? Да не терзайте вы мою душу хоть сейчасъ при переѣздѣ-то.