Кухарки и горничные - Страница 9


К оглавлению

9

— Только ругаетесь, только ругаетесь.

— Молчи. Сейчасъ возьми тряпку и обмети вездѣ пыль.

Горничная принялась вытирать пыль.

— Нигдѣ, нигдѣ не вытерто, — продолжала барыня, пробуя по мебели пальцемъ. — А небось, придетъ праздникъ, такъ подарокъ тебѣ подай. Отъ ситцу носъ воротить. Подавай тебѣ шерстяную матерію.

— Нынче ужъ ситцу-то и самые простонародные мужики своимъ кухаркамъ не дарятъ, — бормотала горничная.

— Поговори еще! Поговори! Батюшки! Да ни какъ у тебя и полъ не метенъ? Не метенъ и есть. Вонъ окурокъ папироски валяется, вонъ спичка… Не метенъ.

— Да зачѣмъ же его месть-то, ежели въ три часа полотеры придутъ? Придутъ, натрутъ и подметутъ.

— Да заткни ты свой ротъ-то поганый!

— Зачѣмъ затыкать? Не нравлюсь, такъ откажите.

— Да я-бы давно тебя, дуру, отказала, да баринъ… Благодари барина. Баринъ тебя жалѣетъ. «Откажешь, говоритъ, отъ мѣста, а дѣвчонка спутается».

— Не спутаюсь, будьте покойны. На свободѣ, можетъ, сама барыней стану. Давно ужъ люди дожидаются, чтобы меня барыней сдѣлать.

— Ахъ, мерзавка! Ахъ, что она говоритъ! Погоди, я барину скажу! Авось, онъ перестанетъ за тебя заступаться. Михаилъ Миронычъ! Михаилъ Миронычъ! Слышите, что Лизутка-то говоритъ?

— Что такое, матушка? — послышалось изъ кабинета.

Барыня вбѣжала въ кабинетъ. Баринъ, пожилой человѣкъ съ лысиной и въ очкахъ, сидѣлъ у письменнаго стола и просматривалъ газеты. Барыня начала повѣствовать:

— Я ей говорю: выгнать-бы тебя, да баринъ жалѣетъ. А она мнѣ: «гоните, говоритъ, авось, сама барыней сдѣлаюсь». Каково!

— Ну, что объ этомъ разговаривать! Глупая дѣвчонка и больше ничего, — отвѣчалъ баринъ, отрываясь отъ чтенія и вскидывая на лобъ очки.

— Глупая? Нѣтъ, вовсе она не глупая. Ей одно слово, а она десять въ отвѣтъ.

— Да какъ-же вамъ не отвѣчать-то, ежели вы ругаетесь, чего нѣтъ хуже: и подлая, и мерзавка! — раздался изъ другой комнаты голосъ горничной.

— Слышите? Слышите? Нѣтъ, силъ моихъ больше не хватаетъ съ этой дѣвчонкой! Сердиться мнѣ вредно, ты самъ знаешь, у меня порокъ сердца. Буду браниться — себѣ поврежу. А ты молчишь. Ахъ ты, Господи! Да она и твой кабинетъ не убирала. Видите, какъ вы вчера карандашъ чинили, такъ и по сейчасъ стружки валяются на полу.

— Сегодня, сегодня чинилъ карандашъ, а не вчера, — сказалъ баринъ.

— Удивляюсь, какъ вы любите прислугу выгораживать! Позвольте, позвольте… Да у васъ и сапоги она не вычистила. Совсѣмъ рыжіе сапоги на ногахъ.

— Это, душечка, я самъ виноватъ. Я самъ ихъ съ вечера изъ спальни не выставилъ — вотъ она и не вычистила.

— Хорошо, хорошо. Потворствуйте прислугѣ!

— Да гдѣ-же я потворствую?

— Кто не потворствуетъ, тотъ даетъ выговоръ, а вы сидите, сопите носомъ и выгораживаете дѣвчонку. Чортъ плѣшивый! Столбъ фонарный! Истуканъ безчувственный! — выбранила барыня мужа. — Барыня приказываетъ, сердится, а ты вы какъ ни въ чемъ не бывало! Понятное дѣло, что она меня черезъ это не боится. Мужчина-ли крикнетъ на прислугу, или женщина! Женщина слабое существо.

Баринъ тяжело вздохнулъ.

— Да ужъ ладно, ладно. Сейчасъ я ей задамъ хорошую головомойку, — сказалъ онъ. — Уйди ты только пожалуйста. Не вмѣшивайся.

— Я уйду, но знайте, что вѣдь я все услышу въ спальнѣ. И ежели вы ее хорошенько не проберете — ни на какія ваши заступничества не посмотрю и сейчасъ со двора сгоню. Пускай пропадаетъ.

Барыня вышла изъ кабинета.

— Лиза! Поди сюда! — крикнулъ баринъ горничную.

Въ кабинетъ вошла горничная, насмѣшливо улыбаясь.

— Что? Досталось вамъ? — тихо прошептала она, подходя къ столу. — А васъ такъ и надо. Такъ вамъ и надо, измѣнщику. Сколько времени сулитесь мнѣ квартирку нанять, и все только на посулѣ, какъ на стулѣ.

— Молчи ты пожалуйста, — пробормоталъ баринъ сквозь зубы и тотчасъ-же крикнулъ на нее: — Ежели ты хочешь лѣниться, Лиза, то намъ не надо лѣнтяекъ! И безъ тебя прислуга найдется. Это я тебѣ въ послѣдній разъ!..

— Ахъ, скажите пожалуйста, какія строгости! — прошептала горничная, обернулась къ дверямъ, посмотрѣла, не подсматриваетъ-ли барыня, и сдѣлала барину носъ изъ руки.

— И наконецъ, ты грубишь барынѣ! — продолжалъ громко баринъ. — Какъ ты смѣешь барынѣ грубить! Грубіянка! Чтобъ этого больше не было!

— Хорошенько ее! Хорошенько! — кричала изъ спальни барыня.

— Ахъ, старая хрычевка! Еще науськиваетъ, — пробормотала горничная.

— Да молчи ты, сорванецъ-дѣвчонка! — прошепталъ баринъ и снова закричалъ:- Въ послѣдній разъ тебѣ говорю: ежели грубости повторятся — не жить тебѣ у насъ. Паспортъ въ руки и вонъ.

— Только этого и дожидаюсь.

— Безъ разсчета даже сгоню. Такъ ты и знай!

— И не нужно мнѣ вашего разсчета. Купите только обѣщанные золотые часы съ цѣпочкой и наймите комнату отъ жильцовъ со столомъ.

— Да удержись ты, дьяволенокъ! — опять процѣдилъ сквозь зубы баринъ.

Вмѣсто отвѣта горничная протянула руку и сбила у барина на головѣ прядь волосъ, зачесанную на лысину.

Баринъ вспыхнулъ.

— Лиза! Что-же это такое? Я ужъ и въ серьезъ буду сердиться, — прошипѣлъ онъ, поправляя волосы.

— Да сердитесь, чортъ съ вами! Плевать мнѣ.

Послышались шаги барыни.

— Тсъ… — погрозилъ горничной баринъ, всталъ съ кресла, принялъ грозную позу и крикнулъ горничной:

— Вонъ, грубіянка! И чтобъ это было въ послѣдній разъ.

Горничная сначала показала барину языкъ, а потомъ, потупясь, стала уходить изъ кабинета. Въ дверяхъ она встрѣтилась съ барыней.

VIII

9